«Ждем любви, словно нищий — гроша»

***

Когда тела становятся одним

в извечной сварке:

мое — твоим, твое — моим...

И сердцу жарко!

Когда глаза бездонные твои —

как две Галей —

сквозь космос плоти, страсти и любви

молчат, алея,

когда в сплетенье влажных губ и рук

язык не нужен,

вдруг исчезает мир, что был вокруг —

он нами сужен...

Когда нахлынет половодье чувств,

поймешь: от века

нет радостней, светлей

из всех искусств —

быть человеком!

***

Прилетели скворцы нынче рано.

Стынут, бедные, на ветру.

Глянешь в рощу — как черные ранки

облепили сушняк на юру...

Так бывает в любви. Рановато,

чувства выплеснув, стынет душа.

И украдкой потом, воровато,

а по совести, и виновато

ждем любви, словно нищий — гроша.

***

Все женщины, которых я любил,

и те, которые меня любили,

за эти годы вас не позабыл.

Какое счастье,

что вы просто были!

Лукавый бес во мне не ворожил.

Таились в них

пленительные строфы.

Какая тут игра? Я жадно жил

от катастрофы и до катастрофы.

Хватало сил!

И вновь меня несло...

Их окрыляло ощущенье силы —

я был для них

спасительным веслом,

что лодку

на стремнину выносило.

И уплывали, открывая мир,

где есть у слов

и запахи, и краски.

Я не любовник был и не кумир,

а тайный бог,

не жаждавший огласки.

Есть страсть сильнее плоти и утех.

Цветки легенд взошли

на стеблях былей.

...Благодарю судьбу за все,

за всех —

что я любил и что меня любили.

ПРЕД-ДНИ-СЛОВИЕ

«До сущности протекших дней,

До их причины.

До оснований, до корней.

До сердцевины».

Б. Пастернак

О эти годы, краткие, как дни,

о эти годы, долгие, как годы!

Я заплатил за вас своей свободой,

а у людей дороже нет цены.

И на всю жизнь останутся во мне

те дьявольские университеты,

где лекции тянулись до рассвета

и начинались снова при луне,

где слезы так же не в цене,

как кровь,

где жалость и жестокость

одномерны,

где предают людей друзья и нервы,

а воскрешает верная любовь...

Я изучил ту азбуку с азов.

Я пил чифир, чтобы не спать ночами.

Я не доверил горе даже маме

и жил последним мужеством стихов.

Но мне везло. Отчаянно везло!

В минуту, когда холодно и пусто,

меня согрело солнечное чувство

и стало мне и лодкой, и веслом,

и я поплыл... И вот плыву шесть лет.

Седею по инерции, наверно,

но остаюсь неумолимо верным

всему тому, чего покамест нет.

Я все забыл, что про себя хранят.

В конце концов

все в жизни очень просто.

Лишь запах

свежевыстиранных простынь

еще порой преследует меня.

ДЕНЬ КИНО

Сергею Параджанову

Идет кино, и звезды вместе с нами

глядят на ветром выгнутый экран.

Там корабли с тугими парусами

плывут на поиск неизвестных стран.

И мы — плывем.

Экран надут, как парус,

и свет проектора

бушпритом режет тьму.

Тайга — не Крым.

Под киносолнцем парясь,

плевали мы на эту кутерьму!

Плывем в миры, оставленные где-то.

Свой курс у каждого,

но цель у всех одна.

И между Абаканом и Тайшетом,

в экран уставясь, замерла луна.

Движок стрекочет

глухо и размеренно,

и лента старая...

Да дело ведь не в том.

Мы молоды и —

как в кино — уверены,

что счастье ожидает нас потом.

ДЕНЬ СВИДАНИЯ

Игорю Кабайде

«Опять по пятницам

пойдут свиданьица...».

А пятниц этих — четыре в год.

А если денег нет, да расстояньице,

то жди, когда придет и твой черед.

Оно и к лучшему.

Сказать по совести,

боль притупляется и память с ней.

Но чувства кровные —

то не условности,

что в сердце носится, всего родней.

И затаенно ждешь такую пятницу.

Свою фамилию услышишь вдруг,

и сердце, вздрогнувши,

назад попятится,

и в ребра врежется горячий стук.

В одежду новую обрядят секцией,

по нитке с миру — и будешь франт.

А сердце голое, седое сердце

в тряпье не скроешь,

не спрячешь. Факт.

Но как отчаянно и лихо веселы

мы перед мамами — на два часа!

Как будто бесами,

смешными бесами

гипнотизируют наши глаза!

И улыбаются сквозь слезы мамы,

и наболевшего не говорят.

Простая истина: как надо мало нам —

лишь слово доброе

да добрый взгляд.

И, не родившися, умрут рыдания.

А надзирателю нас не понять.

Пусть каркнет вороном:

«Конец свидания!».

С собой на волю нас уносит мать.

И мы, прошедшие через страдания,

молчим, притихнувши,

глядим вперед...

Опять по пятницам пойдут свидания.

А пятниц этих — четыре в год.

СТАРЫЙ КУКОЛЬНИК

Зиновию Гердту

Дремлют куклы на полках —

Арлекины, Пьеро и Петрушки...

Старый кукольник ширму готовит,

размышляя о вечности утлой.

Быть ему и стрелой,

и царевной-лягушкой,

и смеяться, и плакать,

оживляя застывшие куклы.

А когда в остывающем зале

стихнет эхо аплодисментов,

старый кукольник молча закурит,

что-то высмотрев на обоях,

и подумает, улыбнувшись:

бывают же в жизни моменты,

когда он никого не играет,

оставаясь самим собою...

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter